Ну, а тем временем аглицкие мастера видят, что у них кругом один провал получается, вот и прислали прямо изЛондону самолучшего седельника, по кличке не то Вонар, не то Фонар. Его не похаешь — умел клей особый для седел приготовлять. А нашински мужики за длинный рост прозвали его Фонарь. Он и всамделе гонору на себя напустит, да глазища белесые выпучит, ну, как есть фонарь, только не светит, а лишь высматривает, у кого что можно перенять. А бывало, склеит остов седла и зачнет на ем топатить своими ходулями да похваляться:
– Это есть вери гуд клей, сила отлепить нет. Русски не есть способный мужик, он не мочь сделать этот клей.
А наши мастера поддакивают ему, а сами в усы усмехаются да промеж себя сказывают: «Мели-мели, Емеля, твоя неделя!» Они-то знали, что Андрей-седельник делает свой состав, но держит его ото всех в потайке.
Вот и случись: как-то по весне устроили на конях-трехлетках скачку, а на них прикатил со всей своей свитой сам Оренбуржский губернатор. Ну, как и водится, обсматривали кавалерийские снасти, всяку всячину и тут же опробовали на крепость ленчик – основу седла, клееный из досок.
Пока губернатор любовался скрипящей кожаной упряжью и новыми, жарко блестевшими стременами, Фонарь приготовился к показу своей работы. А рядом с ним сидел подросток и тоже разложил свои поделки. Это, вишь ли, сам Черныш дал такое приказание, чтоб и сына слепца Андрейки допустили к испытанию.
Губернатор, видать, был с понятием. Взял у мальчошки один ленчик, опробовал его на вес и стал расспрашивать, из какого дерева выполнена поделка и чем склеена.
Андрейка не растерялся и, глядя на губернатора, ответил:
– Дерево завсегда определить можно, а вот клей – другое дельце. Он-то наш, русский. И изготовлен из многих всяких частей, куда входит овечье молоко и сыр.
А заморские нахлебники, развесив уши, лыбятся да парнишку поносят:
– Глупый мальчик, молоко только дети кушают. Зачем допустили такого, – говорят, к царской особе?
Ну, и все в этом роде, прямо забили парня.
Знамо, нашим мужикам обидно стало.
Загомонили, зашумели в толпе:
– Давай пробу на крепь! На крепь пробуй!
Помещику Чернышу тоже было небезынтересно знать, чья возьмет. У соперника его Шибалова много седельников, выучеников Сыцылина, работало. Он и обратился к губернатору:
– Дозвольте, Вашество, начать испытаньице?
Решили допустить по два ленчика от кажного мастера.
Фонарь поспешил самолучшее отобрать. У шибаловских умельцев тоже взяли пару. В тою ж партию и Андрейка свои приволок.
Поначалу врастяжку опробовали. Привязали аркан за врытый в землю столб, а к нему прихватили петлей самую основу седла за один конец, а второй тем же арканом за спину тележного колеса закрепили. Ну и, как приводом, двое казаков оглоблями то колесо, что надето ступкою на другой врытый столб, стали вращать.
И вот, когда аркан натянулся до предела, тут и хрястнул сделанный аглицким мастером ленчик. Шибаловская поделка тоже маленько скосилась, а об Андрейкин ленчик весь аркач порвали на куски, а деревянная основа седла так и не сдалась.
А под грузом второй ленчик Андрейки тоже трещинки не дал, лишь легко пружинил; под той же тяжестью у шибаловского с одного спаянного конца появилась небольшаяметинка. Зато аглицкий насмешник и бахвал, раскрасневшись, что печеный рак, с позором бежал. Да и как было не сбежать, коли евойный-то ленчик так и развалился по клеевой складке.
Губернатор осмотрел Андрейкину поделку, потом смерил самого парня взглядом с ног до головы.
— Спасибо, Андрей Андреевич. Теперь и столице можно доложить о твоем седле. Оно, знаешь, позарез нужно русской армии.
Как пыль осела за каретой губернатора, Черныш пригласил к себе в гости Андрейку и сказал:
— Хоть и крепко полагался на тебя, но такого не чаял, чтоб ты со своим седлом в историю вошел!
Вот с той-то поры седло Андрея Андреевича Сыцылина и стало называться «казачьим седлом».
А какую оно пользу принесло родине, про то сами разузнайте у любого казака-кавалериста.